|
Как-то лечу из Москвы во Франкфурт, Люфтганзой.
Через проход от меня - совсем древняя старушка, явно под стольник, так как сидящий рядом с ней, как выяснилось позже, родной зять-новозеландец тоже уже явно перешагнул рубеж средней продолжительности жизни. А бабулька - из наших, расейских, решила видать напоследок к дочке в Велингтон слетать. Летит, значит, а к груди прижимает мешочек такой мутно-полиэтиленовый (какие раньше за 7 коп. были), а в нем - серпастый-молоткастый и несколько зеленых купюр. И вот, захотела эта кивина теща пи-пи. И все бы хорошо, да не встать никак - суставы болят, бабушка аж плачет. Ей бы мешочек-то зятьку доверить, а самой отдаться в руки услужливой стюардессе, уже принесшей костыли, и встать с кресла... Ан нет - не выпускает ни за что заветную паспортину из рук, не верит капиталистическому родственничку. А стюардесса (что редкость для Люфтганзы - весьма симпатичная, там обычно либо геи, либо страшненькие наглые тетки) - сама растерялась - и помочь хочется, и сломать старушку боязно. Тут я, оценив вполне подъемный вес бабушки встаю, подхожу к ней и говорю, мол, спокойно, маманя, я - врач, сейчас все сделаю. Беру ее на руки и как невесту несу через весь салон в туалет (а она все держится за свой пакетик). Поставив ее в кабинку и зафиксировав за поручни, говорю, чтобы постучала, когда закончит свои дела. Сам стою на посту, приготовившись к долгому дежурству. И вот - стук. Открываю дверь, а она еще сидит на унитазе и тянется ко мне, мол, неси назад. Ну, я закожу внутрь, поднимаю ее за подмышки, разворачиваю к лесу передом, ко мне голым задом, и наклоняюсь, чтобы натянуть на нее панталоны. И в этот самый момент в кабинку вламывается пассажир. Кто летал на Боингах - знает, что двери в туалет открываются книжкой вовнутрь. Вот эта книжка-то и прижимает меня на уровне таза к голой столетней попе. Мужик, видя это, просит энтшульдигунг за прерванный акт и спешит в салон. На придание бабке товарного вида у меня уходит еще пару минут. Видимо, этого было достаточно, чтобы слух о том, что творится в сортире, облетел весь салон (немцы - прирожденные сплетники). Я нес бабулю назад сквозь шквал аплодисментов, а ее к тому же еще прорвало на слова благодарности, мол как зовут-то тебя, касатик, я про тебя в газету напишу. Я нес ее и старался повернуть ее мешком ко всем зрителям, чтобы хоть видели, что я за это с нее денег не взял, вся валюта в мешке осталась. А когда донес и посадил в кресло, мне ничего другого не оставалось, как громко спросить "Кто следующий?"...
Вернуться назад
|