В светлые годы своего студенчества, когда еще существовал великий и могучий СССР, я подрабатывал по вечерам на овощной базе грузчиком.
Работа мне нравилась, свежий воздух, ни каких умственных нагрузок и опять же бесплатные фрукты и овощи. Единственное неудобство создавал туалет, который находился довольно далеко, ведь цеха и хранилища строили давно, и туалетов в них не было, приходилось ходить в общий туалет на территории базы.
Осенью нашу бригаду направили на закваску капусты в кваш-цех, на помощь девчонкам, которые там работали постоянно. Происходило это так: качаны капусты очищали от верхних листьев, и кидали в шинковальную машину, которая резала капусту в "лапшу" и выбрасывала в огромную бочку, вмонтированную в пол, изредка капусту пересыпали тертой морковью и солью. Когда капустная масса поднималась на очередные полметра, в бочку спускался один из нас в резиновых сапогах, и утаптывал массу отплясывая на ней какой-то танец в припрыжку.
На базе с нами работал один парень лет тридцати, худой, сутулый, немножко странный, но безобидный и неглупый, его все звали Стручок. Он работал здесь уже лет тринадцать, любил выпить, но знал свою меру и никогда не напивался до свинства.
После смены наша студенческая бригада решила посидеть в шашлычной, Стручок тоже увязался за нами, не прогонять же его, все-таки наставник бригады, хотя и со сдвигом. Зашли, заказали шашлык закуску и водки. Пока шашлык жарился, мы выпили по рюмке, теплая истома разлилась по всему телу, и немножко притуманила голову. Тут и шашлык поспел, его подали с луком и салатом из квашеной капусты. Стручок как увидел этот салат, весь сморщился еще больше.
- Ты чего? – спросил его кто-то из наших.
- Ничего, только я эту дрянь видеть не могу – он ткнул пальцем в капусту.
- Что, на работе обожрался – сострил кто-то, но Стручок не обиделся.
- Да нет, не обожрался, просто у нас тут случай один был ….
И тут Стручок поведал историю, свидетелем которой он невольно стал, когда выпил перед новым годом и улегся отдыхать в кваш-цехе в кабине электропогрузчика. История эта у меня в последствии отбила всякую охоту покупать квашеную капусту в магазине.
С небольшими редакторскими правками, перескажу ее Вам:
"Два года назад, - рассказывал он, - мы так же заквасили капусту, план выполнили, все было хорошо, но в декабре на базу приехала комиссия из санэпидемстанции. Взяли из каждой бочки пробы на анализ, через несколько дней сказали, что в одной из бочек превышено содержание толи кишечной палочки, толи чего-то еще, в общем, всю капусту надо было выбросить. Поскольку близок был новый год, эту работу решили отложить до января. Перед праздником мы с ребятами посидели, выпили, а когда все кончилось, я пошел поспать в кабине погрузчика в кваш-цехе. Но уснуть в тот вечер мне не довелось. Через несколько минут, в цех пришли наши девчонки, сейчас они уже все уволились, и на базе из них никого нет. Я решил не подавать признаков жизни и спокойно дремал на сидении, поглядывая через приоткрытую дверь за всем происходящим.
Накануне нового года девочки пришли нарядные, работать в этот день никто не собирался, они решили посидеть в бригадирской стеклянной будке в цехе, поболтать. На столе стоял коньяк, ликер и еще дюжина бутылок с пивом ждала своего часа в углу.
Часа через три от этого изобилия спиртного почти ничего не осталось. Молодые женщины разомлели в тепле, щеки пылали, идти никуда не хотелось, но природа брала свое и надо было топать по морозу в туалет. И тогда Таня, двадцатилетняя украинка, самая смелая и пьяная, предложила простой выход:
- Все равно через два дня эту дрянь вывалят на свалку - она показала рукой на бочку с испорченной капустой, - так чего нам жопу морозить на улице?
Пока остальные растерянно молчали, Танька пошла в цех, развязала на этой бочке полиэтиленовое покрывало откинула его, спустила джинсы, нагнулась и присела на краю. Через секунду тугая струя девушки уже рыхлила слежавшуюся капусту, и пенила капустный сок. Этот поступок сначала вызвал шок у подруг, но потом шок сменился возбуждением. Элла – беленькая латышка, которая работала на электрокаре, лет двадцати восьми, начала истерично смеяться, подбежала к краю бочки, встала к ней лицом, широко расставила красивые длинные ноги в черных чулках и зимних сапогах на платформе. Она подняла подол платья, сдвинула в сторону черную ленточку трусиков, положила руку на клитор, надавила и развела пальцы, встала на мыски и выгнулась дугой. Холодный воздух пронзила золотистая напористая струя, такой силы, что сначала она громко забарабанила горячими брызгами по откинутому полиэтиленовому пологу, поднимая пар, как будто белокурая дама поливала из кипящего чайника. Эллочка распрямилась и из бочки послышалось пенное шипение. На лице женщины читались одновременно испуг и наслаждение недозволенным, щеки пылали.
Еще две неизвестные девчонки лет двадцати – двадцати пяти, наверное, из Молдавии, подруги Ольги из соседнего цеха, нервно дергали руками, истерично смеялись и орали:
- Капуста в этом году будет "ссачней"!
- Девочки, для закваски мы должны все бочки подсластить.
- Давайте, правда, во все…. – нервно орали наперебой разгоряченные смуглянки. Эта идея привела их в неописуемый восторг, они так перевозбудились, представляя как будут сейчас ссать во все бочки, что начали истошно визжать. Одна из них была совсем пьяная и уже на ходу в нетерпении расстегивала брюки, едва сдерживая напор переполнявшего ее "кипятка".
Южанки работали в хранилище картофеля, как и все новенькие иногородние. Там девочки не утруждали себя походами по такому ничтожному поводу, как "пипи". Справляли нужду на пустые мешки из-под картошки, которые потом отправляли обратно поставщикам. Об этом знало все начальство, но закрывало на это глаза. Однажды, правда уволили одну новенькую фасовщицу, когда начальница цеха заметила, что та мочилась прямо в гурт картошки. Увольнение вызвало тихий бунт среди работниц, и прямо противоположный эффект. Теперь каждая считала своим долгом при удобном случае пописать в картофельную гору, чтобы отомстить за землячку. Эта акция протеста приобретала особенно массовый характер когда девчонки съедали несколько дармовых арбузов или дынь.
Из-за ничтожной зарплаты, тесного общежития, постоянного бесправия, эти лимитчицы злились на надменных москвичей, и всегда были готовы к подобным акциям возмездия. Желание этих тёлок –"подсластить все бочки", не было пустой, пьяной бравадой. Эта идея довела их чуть ли не до оргазма. Ольга едва успела остановить ретивых подруг, не дав им нассать в другие бочки.
Подружки не контролируя свои движения, чуть сами не влетели в испорченную капусту, едва устояв на краю. Одна судорожно стянула с себя колготки вместе с трусами, из которых вывалилась прокладка, другая замешкалась с молнией на черных блестящих брюках, которые так нравятся всем молодым лимитчицам. Но вот резким движением была завоевана свобода, и две почти одинаковые, смуглые попки свисали с края бочки. Из модницы в брюках тотчас, с шипением вырвался на волю такой безудержный фонтан, который мог пробить всю капусту до дна, как только она терпела такой напор. Она чуть разогнула колени, направляя плотный веер своего сверкающего брызгами горячего водопада туда, где скопился сок. Жидкость громко забурлила, вызвав нервный смех смуглянок. Ее подруга посикала тонкой серебристой струйкой, которая то и дело прерывалась, и закончила свое дело, когда блестящие штаны ее землячки уже были застегнуты. Барышня осторожно подняла попку, установила на место прокладку, натянула колготки, и разгладила юбку.
Последней осталась Ольга – молодая симпатичная шатенка, невысокого роста, старшая в смене. Девчонки косились на Ольгу, опасаясь, что она не поддержит их начинаний, да еще не дай бог растреплет по базе.
Но их опасения не подтвердились, Ольга не стала отрываться от подруг, справедливо рассудив, что капусту все равно выбросят на свалку, и ее литр выпитого пива, отданный обратно природе, положения дел не испортит.
Женщина подошла к бочке неторопливо, без всякой суеты, как будто весь мир существует только для нее, и то, что ей сейчас надо, она может сделать, где ей захочется. Она расстегнула молнию, медленно спустила брюки до колен, приспустила белые трусики и подняла край блузки, подруги-южанки с завистью посмотрели на ее белые, с легким румянцем, бедра. Ольга плавно присела на краю, и ее струя полилась на край бочки, бледно-золотой, горячий ручеек стекал вниз по деревянным доскам, смывая сухие ошметки капусты, и поднимая вверх серебристый туман теплого пара.
Через несколько минут все сидели за столом, а через полчаса все забыли о случившемся и, посидев еще немного, начали расходиться.
Перед уходом Татьяна еще раз отлила, на дорожку, писала и водила попкой вверх-вниз, чтобы обоссать все что можно, застегнула штаны. Посмотрела на желтую зловонную жижу из смеси капусты, сока и ссачья, поморщилась, откашлялась и плюнула в ссаную капусту. Закрыла бочку полиэтиленовым покрывалом, и ушла вместе со всеми девушками встречать новый год.
В январе пришло новое заключение из лаборатории, оказывается все нормально ничего выкидывать не надо, просто лаборант что-то напутал. Капусту из всех бочек развезли по магазинам, столовым и буфетам. Кому достался "новогодний сюрприз" – капуста уринированная хмельной мочой пятерых веселых дам, теперь сказать трудно".
Трудно сказать насколько правдива эта давнишняя история, но думаю, что она реальна. В моей памяти она всплыла после услышанных недавно рассказов моей дальней родственницы, которая работала на одном из московских рынков. Но об этом уже в другой раз.
|
