Давным-давно, по молодости лет, моя сестрица жила в коммуналке.
Кроме нее в этой коммуналке обитали полторы семьи. В одной комнате проживали тихие муж с женой средних лет без детей. В другой - баба Аня.
О ней и речь.
В коммуналке на три комнаты было две кухни. Одну, большую, делили сестра с этими супругами. А другая, совсем крохотная, безраздельно принадлежала бабе Ане. И даже запиралась на ключ.
Баба Аня была среднестатистической советской бабушкой. Где-то у нее имелись дети и внуки, которые периодически приезжали в гости, писали письма и звали к себе. Имелись подруги для совместно почесать языками.
Как и любая среднестатистическая бабушка, баба Аня периодически жаловалась на здоровье. Но ни по врачам не ходила, ни к себе их не звала. Соседям не досаждала. Ни маразма, ни склероза. Назвать ее старушкой язык не поворачивался. Так, ничего себе женщина преклонных лет.
Вообще, кстати, очень тихая и спокойная, нетипичная такая была коммуналка, надо сказать.
Если я приезжал и не заставал сестру дома, баба Аня поила меня на своей кухоньке чаем и угощала борщем. Хотя я прекрасно мог сделать это на кухне сестры. А ключ от ее комнаты всегда лежал под ковриком. Если нет, то все знали, что дверь легко открывается обычным столовым ножом. Так жили, да.
Днями все были на работе, и баба Аня оставалась в квартире одна-одинешенька. Практически все время она проводила на своей кухоньке.
Потому что окна ее комнаты выходили во двор. А окно кухни - как раз наоборот. Практически на самую оживленную часть города.
Квартирка находилась на третьем этаже сталинской трехэтажки. А трехэтажка стояла на площади, аккурат через дорогу от здания облисполкома. На этой же площади, слева, стояло здание обкома партии. И Ленин посередке. Площадь, как водится, называлась Советской.
Немудрено, что большую часть времени баба Аня проводила на табуреточке у окна, наблюдая светскую жизнь начала восьмидесятых.
Кроме всех ее достоинств, была у бабы Ани одна нехорошая привычка. Видимо, еще с войны. Баба Аня экономила спички. Каким образом? А вот. На кухне у нее стояла старенькая двухкомфорочная газовая плита. И если одна комфорка уже горела, а зачем-то требовалось зажечь другую, баба Аня поступала просто. Открывала газ. И все. Секунд через пять раздавался тихий "пфук" и вторая комфорка вспыхивала сама по себе.
Кто и когда надоумил ее так делать? Сосед периодически говорил "Смотри, Анна Ивановна, доиграешься!" Но та только махала рукой. Да и справедливости ради надо сказать, что пользовалась она этим рисковым приемом не часто. Ну часто ли пожилому одинокому человеку требуется две комфорки враз?
Ну вот. А в один прекрасный день плита эта двухкомфорочная скончалась. И бабе Ане поставили новую. Четырехкомфорочную. Баба Аня говорила потом, что причина происшествия именно в этом. А уж как там было на самом деле, одному Богу известно.
А дело, опять же со слов бабы Ани, было так.
Утром, проводив всех на работу и закрыв дверь, баба Аня поставила чайник и села к окну дожидаться очередной серии сериала "Приезд первого секретаря обкома партии на работу". Потом решила сварить яйца. Четыре штуки. Кастрюльку поставила по диагонали от чайника. Привычно открыла газ. И поспешила к окну.
То ли секретарь задерживался. То ли еще что интересное произошло в это время на улице. Но только баба Аня не обратила ни малейшего внимания на тот факт, что никакого "пфук" не случилось. Да.
А минут через пять - е@#уло. То есть - рвануло.
Баба Аня в ночной рубашке и с неприбранными волосами летела с третьего этажа под оглушительный грохот раскинув руки аки белый лебедь. Ее вынуло из тапок и выбросило в окно вместе с рамой.
Чудесный этот полет наблюдала масса народу, включая как раз подъехавшего первого секретаря обкома.
Была зима. Места эти - снежные. Вывозом снега там себя никто не утруждает. Судьба воткнула бабу Аню в самый большой сгребенный дворниками сугроб.
Врачи сказали "Так не бывает!" Но сколько ни старались, ни единой царапины у бабы Ани не нашли. Ни в какую больницу ни на какой "скорой" баба Аня ехать категорически не хотела. Врачи сказали "Шок" и увезли силой. Искать царапины и прочие повреждения в условиях стационара.
Конечно, поднялся кипеш. Конечно скорая, пожарные и менты. Конечно, служба газа. Конечно, холуи из обкома и исполкома. С испугу понагнали поджопниками всяких ЖЭКов, РЭУ и всего прочего. Конечно, любопытные.
Шутка ли - рвануло-то напротив власти. "Шо, опять не попали? " (с)
Ни о каких террактах тогда и речи не было. Поэтому дознание провели стремительно. Квартиру взломали. Ущерб оценили. На кухоньке вместе с окном вынесло дверь. Разворотило плиту. На потолке четко отпечатались четыре яйца. В углу валялся гнутый чайник. Возле окна стояли сиротливо бабыанины тапки.
Через час место действия опустело. Уехали скорая, пожарная и менты.
Громко раздав последние ЦУ, сдриснули холуи. Рассосались зеваки. В квартире остались только: газовик - чинить и проверять оборудование, плотник - вставлять рамы и дверь, участковый - писать протокол и приглядывать за этими двумя. Квартирка-то безхозной осталась.
К обеду все восстановили. Поменяли замок входной двери. Вставили раму и дверь на кухне. Дали газ и воду. Участковый подписал протокол.
Кто-то должен был остаться в квартире. Открыть жильцам и передать ключи от нового замка на входной двери. Кто-то один. Но остальные двое проявили солидарность. Видимо, эта солидарность подкреплялась парой пузырей.
Короче. Три мужика, честно сделав свою работу и промерзнув наскрозь в раскрытом настежь помещении, решили бухнуть. Отметить окончание работ.
Обсудить вопросы. Коль уж так сложилось. Выяснить, наконец, в чем же причина взрыва?
Через час - е#$уло. В смысле - рвануло.
Скорая, пожарная, менты. Служба газа. Холуи из обкома и исполкома.
Зеваки. Трое пострадавших. Сильно, но не смертельно. Газовщик. Плотник из ЖЭКа. И участковый.
Как позже было написано в протоколе дознания:
"...пострадавшие пытались экспериментальным путем выяснить причину взрыва"
|
