На исходе 1975 года в Лаосе произошёл военный переворот. В результате королю Савангу Ватхана пришлось отречься от престола, а Лаос под чутким руководством Большого Брата бодро отправился путём социализма. Лично для меня это дело обернулось благом. Поскольку, ежели бы социалистически настроенные военно-политические силы в Лаосе ("Патет Лао") не наплевали на Вьентьянское соглашение и не захватили власть, у меня в 1980 году могли бы, пожалуй, случиться некоторые проблемы.
Дело было так. После переворота в университет на наш курс попали двое молодых лаосцев. У одного из них папа ещё недавно был крупным слоновладельцем, у второго – военным, капитаном какой-то неясной, чуть ли не карательной службы. Парни, особо не напрягаясь, учились себе в Сорбонне, бурно предавались соблазнам парижской жизни, а в перерывах постигали физику. После известных событий жизнь их изменилась – обоих выдернули из милой их сердцу среды и засунули к нам на... биофак, на кафедру БИОФИЗИКИ (!). Судьбами их распорядился какой-то величайшего ума человек. Разница между физикой и биофизикой – не меньше, чем между Ленинградом и Парижем, и метоморфозы эти напрочь отбили у ребят последние остатки мотивации. Проще говоря, на учёбу они забили сразу и окончательно. Да и то сказать, что они понимали-то на лекциях, с русским языком им пришлось знакомиться прямо здесь, во время учёбы.
На летней учебно-полевой практике мы с приятелем и оба лаосца оказались в одной комнате общаги. Как сейчас помню, номер у этой комнаты был девятый. Ребята оказались весёлые и компанейские, не дураки и выпить, и погулять, и поискать приключений. Занятные они были парни. Как-то раз один из них, помню, вдруг расплылся в улыбке, увидев в журнале "Огонёк" фотографию нехорошего империалиста с винтовкой М-16. Оказалось, что узнал он любимую винтовку – сам с такой же в 1975 году защищал Вьентьян от коммунистов из Патет Лао... надо сказать, что мы с ними как-то быстро сдружились, обычно держались вместе, и в сложных жизненных ситуациях не раз гремел наш пьяный, яростный боевой клич "А ну, девятая, не выдавай!"
И вот как-то раз, во время очередной пьянки, вздумалось мне вдруг нарисовать карикатуру на незабвенного Леонида Ильича. Вышел он у меня красавцем – тут тебе и брови кустами, и ордена изо всех мест, и глупое лицо, и циничные комменты. Все мы от души поржали, а потом я спьяну прикрепил это произведение к двери в нашу "девятку". Причём прикрепил с наружной стороны двери, чтобы и все остальные могли всласть постебаться.
А через некоторое время кто-то из нас, малость протрезвев, вдруг замечает, что карикатура-то – исчезла. И по мере осознания этого факта он нас начинает как-то всё больше напрягать. Потому что год на дворе стоит, напомню, 1980-й, и за анекдоты про Леонида Ильича вполне себе можно и сесть – не говоря уже о смачных карикатурах в публичном месте.
И верно. Через некоторое время заходит к нам в комнату парторг курса, важный, тупой и сволочной мужик, намного старше нас, с говорящей фамилией Чуркин. И важно вещает нам с приятелем, что карикатуру нашу безобразную он конфисковал, вражескую вылазку пресёк, а по возвращении с практики будут у нас большие неприятности, вследствие которых прекратим мы осквернять собою университет, а вместо этого подключимся к сугубо практически работам по строительству коммунизма где-нибудь в Заполярье или, скажем. на Дальнем Востоке. С чем и убирается восвояси.
Ну, мы его тут, конечно, поматерили - заочно, друг перед другом хорохорясь, но на самом-то деле, зная этого говнюка, понимали, что ситуация для нас складывается не шибко весёлая. И перспективы обрисовываются так себе, довольно-таки неважные. В общем, было о чём призадуматься.
Вскоре вернулись откуда-то наши лаосские кореша. Выслушали нас внимательно. Будучи далеки от советских реалий и поневоле ставшие от таких поворотов в своей судьбе полными пофигистами, нисколечко, в отличие от нас, не растерялись. Сын капитана нехорошо улыбнулся. А маленький тощий Санга Пхуон, сын слоновладельца, большой знаток и любитель тайского бокса, хмуро бросил нам "go" и первым деловито направился в коридор.
Описание дальнейших событий займёт гораздо больше времени, чем заняли они сами. Всё происходило просто стремительно. Как-то ловко крутанувшись вокруг своей оси, маленький Санга стремительным ударом ноги сходу вышиб Чуркинскую дверь. Войдя, мы обнаружили в комнате Чуркина. Он сидел на койке и с обычным для него важным видом читал газету "Правда". Не успел он поднять на нас изумлённый взор, как Санга снова закрутился волчком и со свистом заехал хозяину ногой в лоб. Коммунист Чуркин молча упал с койки, растянулся на полу и замер прежде, чем на него спланировала и накрыла его выроненная газета "Правда". Санга тем временем деловито вытряхнул содержимое его тумбочки на пол, поднял карикатуру на товарища Брежнева, молча сунул её мне и спокойно вышел вон. Мы последовали за ним. Расселись в нашей комнате за столом. Развели по стаканам белую, дружно подняли их. Чокнулись. И тут Санга впервые улыбнулся и с чудовищным акцентом произнёс:
"Ну... Девятая, не выдавай!"
|
