|
Единственный выходной журналиста Синицына был спланирован более чем тщательно. Выключен домофон, беззвучный режим на сотовом, пять бутылок дорогого портвейна возле кресла перед телевизором и пачка дисков с фильмами, содержание которых не подразумевало повышения активности головного мозга. Синицын пребывал в состоянии, близком к мистической нирване — сладкий привкус портвейна на губах идеально сочетался с приятной заторможенностью сознания. На экране мелькали силуэты молоденьких мало одетых актрис, Синицын блаженно улыбался и почти дремал.
Осознание какой-то перемены, вторжения в идиллию выходного дня по версии Синицына дошло не сразу. Он неожиданно понял, что находится на пороге своей квартиры, а перед ним расположилась делегация из двух женщин, размахивающих брошюрами и вещающими о каких-то последних днях.
«Наступает время покаяния!» - вещала та, что по-выше и периодически делала попытки просочиться в квартиру. Тогда Синицын прикладывал свой указательный палец к ее лбу и отодвигал на безопасное расстояние. Та, что по-толще извлекала из рюкзака листовки и какие-то книжечки и складывала все ему на грудь. Наконец, сознание разобралось. «Спасибо, дамы!» - произнес Синицын - «Портвейну не желаете?». Дамы закатили глаза, что-то пробормотали про грешников и прелюбодеев и удалились, оставив стопку макулатуры.
На глянцевой открытке был изображен Иисус, что-то рассказывающий своим ученикам. На его белоснежных волосах сверкали солнечные блики, одежды были так же белоснежны и чисты. Синицын залюбовался открыткой, затем поставил ее на полку над телевизором. «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: “перейди отсюда туда”, и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17, 20)» гласила подпись на открытке. «А чего я, собственно, хочу?» - задался вопросом Синицын. Он закрыл глаза и постарался вспомнить свои желания.
В детстве хотел научиться летать. Прыгал с дивана с раскрытым зонтиком, махал руками. После просмотра «Супермена» в видеосалоне разбил лицо, приземлившись во дворе с лавки на асфальт в позе супергероя — с вытянутым вперед кулаком и простыней за воротником. Еще мечтал проходить сквозь стены. Маленький шрам на лбу служил напоминанием об экспериментах. Что еще? Невидимость? Проверено в родительской спальне, не сработало! Потом желания стали реалистичнее. Поцеловать дочку соседа. Остаться с ней наедине. Купить мотоцикл. Купить компьютер. Не попасть в армию. Не завалить сессию. Продержаться до получки. Попасть на тусовку. Во-время сдать материал в номер. Набрать портвейна и завалиться в кресло перед ящиком.
Синицын вдруг осознал деградацию желаний. Он посмотрел на открытку. «Я хочу летать!» - заявил он блондину с солнечными бликами в волосах. «Хочу лететь над облаками, не страдая при этом от кислородного голодания и без риска обморожения! Надеюсь, определил все точно!» - Синицын выключил телевизор, взглянул на рюмку. «Веры во мне нет, а вино есть. Как известно — истина в вине. Если вера и истина — одно и то же, то во мне сейчас полтора литра веры!» - логическая цепочка так его позабавила, что захотелось с кем-нибудь поделиться.
Восклицательный знак на экране телефона сообщал о девяти пропущенных звонках. Восемь из приемной, один с личного телефона главного редактора.
-Да, Александр Борисыч!» - уныло произнес Синицын
-Синицын! Ты небо любишь?» - армейским рявканьем прогремел главред.
-Очень - ответил Синицын - И звезды.
-Шутник. Значит так. Завтра мы тебя в пресс-тур в страну, где много-много диких обезьян отправляем. Лететь должен был, разумеется я, но я не могу.
-У меня выходной, Александр Борисыч, мне выспаться надо.
-В самолете отоспишься. Семнадцать часов над облаками! Утром машину за тобой пришлю! Бывай!
Синицын посмотрел на телефон, потом на открытку с блондином - «Давай в следующий раз хождение по воде в виде морского круиза оформим, ладно?!». Допив бокал, он пошел собирать вещи.
Вернуться назад
|